Название: "Метель"
Автор: Raven Gray
Дата: 11.04.2012
Фендом: The Elder Scrolls V: Skyrim
Персонажи: Ярмир, Кейсавель (оба ОС)
Рейтинг: Всем можно
Жанр: Сюрр, ангст, размышления, POV Кейсавель, AU
Музыка: Oblivion themes - atmosphere 6
От автора: Просто тренинг и совсем чуть-чуть мыслей.
Предупреждения: (Капитан) Писалось в ночи.

Читать Фанфик

В Скайриме всегда идет снег, даже в конце весны. Ливни здесь холодные, и солнце почти не греет, а ветер на горных переходах способен заставить заиндеветь даже огненного элементаля.
Я терпеть не могу идти под снегопадом и чувствовать, как начинают неметь промокшие и замерзшие плечи, как тяжелеют полы плаща и начинает потихоньку клонить в сон. В скайримские зимы вдвое тяжелее бороться с этим желанием просто лечь и... и может быть, там что-то есть?

Я замираю на секунду, когда фигура норда вырастает из снежной дымки – огромная туша, я такой громадины в жизни не видела. Норд полусед, на его плечах меховой плащ, настолько же вымокший, и еще эти глаза под густыми черными бровями. В них боль и пустота.

Ты проходишь мимо, норд, а я уже знаю, кто ты. Ты гигант, человек-медведь из новой страшной легенды. Ты убийца сына ярла. Старый, безумный воин, и ненавидишь всех живущих одинаково.
За тобой идут призраки – они слабеют, им недолго осталось идти по этой дороге. Женщина в сером платье, мальчик и девочка чуть постарше. Мальчик похож на тебя, только нос от матери. Твое горе призывает их, твоя боль заставляет их существовать здесь.

Отпусти их. Что тебе до них, норд?
Чтобы ты жил, всегда кто-то должен умереть за тебя. Это закон.
Ненавижу правила, которые нельзя нарушить.

Мы расходимся, и ты уже пропал в снежной мгле, а я останавливаюсь, не в силах сделать и шага. Передо мной белое, смертельно холодное и кажущееся бесконечным сияние, оно и за моей спиной, и я не вижу, что там – там, откуда ты пришел и куда я иду.
Ты пришел из ниоткуда, норд, а я иду в никуда.
Все мы – призраки, и никогда не бывает, чтобы все было так, как раньше.

На твоем поясе булава, старая, не твоя, не наша – ковали ее не здесь. Я знаю этот металл, впрочем. Из него был сделан мой Клинок Горя. Я потеряла его, надеясь, что и тяжесть уйдет вместе с ним, но, увы, этой особенностью его не наделили. И мне пришлось его найти. Вспомнить свое горе, свои ошибки. Снова. И снова. Он рассыпался прахом у меня в руках, норд.
Нашел ли ты свое горе, позволил ли ему вгрызаться в твою плоть и твой разум, мучать тебя по ночам, давить бременем на плечи при свете дня, ядом течь в крови, блестеть в глазах?
Позволил, я знаю.
Мы, смертные, слишком любим себя жалеть.

Я чувствую, что я слишком замерзла, чтобы идти дальше. По такой погоде искру толком не раздуть, а руки мои не умеют создавать костер из ничего. Я понимаю с деланным безразличием, что мне недолго осталось идти, прежде чем мои колени подогнутся, и я исчезну из Его игры.
Я слабая? Я стискиваю зубы и иду вперед. Слабая? Теперь? Никогда.
В чью игру играешь ты, норд? Кто-то же должен следить за тобой, о благословленный Принцем. Да, я чувствую метку одного из них на твоем рассудке – словно пятнышко гнили, что со временем расползается по трупу.

Я не подвержена гниению. Я даже не старею, норд. И будучи избавленной от этого, я жалею. Потому что я никогда не узнаю, в какой день оборвется моя жизнь. Это может быть даже завтра. Люди наделены этой привилегией, которую не ценят – ждать смерти, бояться ее. Я уже ничего не боюсь.
Неужели у нас в сердце камень? Или же живой, едва теплящийся угольками огонь – и только метель мешает?

Плакал ли ты? Мстил ли? Мстил, конечно, и головы твоих врагов летели на землю, а вороны склевали трупы тех, кто мешал тебе на пути. Плакал, конечно – если не глазами, то сердцем, если и молча – то взглядом, улыбкой, словами. Это нельзя забыть, это не притупляется в памяти, это жадная до нашего разума болезнь.

Я и в трех шагах уже почти не вижу дорогу, по которой иду – так плотна стена снега.
Мы идем к одному обрыву, норд, и имя пропасти – Безысходность. Империя не будет целой, Братство не будет прежним, и мы понимаем это, но не сможем принять. Никогда. Тяжесть становится невыносимой.
Неужели ты думаешь, что наши боги сохранят нас, норд? Мы нужны им как нужны игрокам пешки – приходит время, и их убирают с доски. И будь ты хоть император, хоть последний бродяга, хоть самый благородный убийца или самый бесчестный священник...
...ты ведь знаешь, какой конец у этой фразы?

Иногда во сне я вижу опушку или поляну леса. Трава там пепельная, а деревья, кажется, вязы.
У меня нет имени, кроме того, что я дала себе сама.
Я несу время на своем плаще.
Я прошу только об одном.
Помни меня, норд.
Просто подумай обо мне, когда я буду падать.
И когда ты тоже сделаешь шаг – я подумаю о тебе.
Это все, что мы можем сохранить, и все, что нам подвластно в этой метели.

@темы: TES, Prose, Kethavel, G

---

Название: "Scars"
Автор: Raven Gray
Дата: 08.03.2012
Персонажи: Висенте, Кейсавель.
Рейтинг: PG
Жанр: Flashback
Саммари: Воспоминания и шрамы.
От автора: Следующий будет Константин. Мне скучно и под иное определение кроме crappy мои попытки зарисовать Менина не подходят.

Читать

Ccохшаяся дверь комнаты неприятно скрипела. Остроухая скосила на нее глаза и прошла внутрь. Нужно доволочить себя до ванны, все тело, кажется, готово развалиться.
- Погодка ни к черту, - пробормотала она себе под нос и посмотрела на правую перчатку – ладонь была в крови. Что же до одежды, лучше было об этом не думать – проще сжечь.
Ремни с кинжалами с глухим лязгом застежек брякнулись об кровать.
- Что у меня здесь... – она обмыла руки - хотя бы от одного, наиболее ссохшегося - слоя грязи и залезла в сундук. Запасная рубашка есть, плохо, что не утепленная. Еще есть платье. Она не удержалась от недовольного фырканья, представив себе, как будет выглядеть в платье и при полном вооружении. Скалолаз в юбке, ба...
«Ненавижу платья.»
Решив оставить вопрос одежды до утра – наименее профессиональный подход для того, кто должен быть готов к кризису двадцать четыре часа в сутки без выходных и отпуска – полукровка залезла в горячую воду и погрузилась в бадью с головой.
Она подумала, что, должно быть, остриженные волосы шевелятся под водой, будто водоросли, да и общий нездоровый цвет лица не способствует верному впечатлению. А ведь когда-то все было по другому... много лет назад.

Вампир нетерпеливо расхаживал взад-вперед по зале, пока она оправлялась от удара об стену и вправляла вывихнутое запястье.
- Дуалы больше пойдут. – передразнила она его вполголоса.
- Ты не стараешься! – неожиданно рявкнул он, выходя из равновесия впервые за несколько недель, что они были знакомы. – Никогда не жалей себя!
Он круто развернулся к Очиве, скептически наблюдавшей за тренировкой. На лице аргонианки читалась почти что жалость. Не то это выражение означало «ты убьешь девочку, если не перестанешь ее так гонять», то ли «она безнадежна, Брат, не трать нервы». Именно Очива всегда останавливала вампира, когда тот сходу задавал эльфийке слишком сложные задания, фактически, могущие ее убить. Не со зла. Жгучее чувство стыда заставляло дымиться уши полкровки, когда она видела, что мастер верит в нее – и разочаровывается.
- Попробуем что-то попроще. – вздохнул, наконец, Валтьери, потирая пальцами лоб.
Он взял палку, длинную, кажется, древко от чего-то. Протянул вторую руку, помогая ученице подняться.
- Понимаешь, зачем?
- Вы учите меня защищаться.
- На «ты», Кейсавель. – вздохнул вампир тихо. – Да. В любой момент я могу попытаться ударить...
Палка взмыла вверх, но первый удар полукровка не пропустила – кинжал вонзился в древко.
А потом удары посыпались градом, причем чаще приходилось парировать той рукой, которую Кейсавель привыкла считать свободной, с возможностью ухватиться за что-то... теперь в ней был второй клинок, и вспоминала она о нем зачастую слишком поздно, наполовину уворачиваясь, наполовину – пропуская.
- Ты можешь быстрее. Ты можешь точнее. Но ты не хочешь, потому что ты жалеешь себя. Быстрее, точнее. Сделай каждое свое движение наиболее эффективным, не дергайся зря. Точнее!
- Ух... – палкой прилетело под дых, эльфийка загнулась,продолжая пятиться, и закрыла голову руками.
Вампир надвигался, как возмездие, очень захотелось зажмуриться... и он опустил палку. Да, Кейсавель отчетливо увидела, как ее конец опустился, и с глухим стуком задел пол.
Лучше бы она не поднимала голову. В глазах вампира было такое разочарование, что лучше бы он ударил лишний раз.
- Тренируйся. – коротко бросил он, с раздражением отшвыривая кусок дерева – движения выдавали его эмоции.
- Как? Ох... – плечи, предплечья... да болело почти все.
- Для начала - научись за раз делать хотя бы пять кругов вокруг озера Румар, а затем выходить на поединок. Научись с закрытыми глазами попадать в мишень и уворачиваться от «мельницы». Я раздобуду одну для тебя. – как только эльфийка вышла, он повернулся к Очиве. – Она не готова.
- Брат, возможно, ты слишком стараешься.
- Она весьма... кого я обманываю, она безнадежна. Поверь моему опыту.
Дверь в тренировочную залу закрылась, а потому остроухая никогда не увидела перемигивания аргонианки и старого интригана.

Отмыться, подумала она, с остервенением втирая в кожу травяную мазь. Это отвратительно, просто омерзительно и неэтично... идти убивать, выглядя при этом как старательно вывалявшаяся в грязи свинья.
Задев пальцами левую сторону шеи, остроухая поморщилась. Да, точно. Один из старых шрамов, так и не заживших. Четыре коротких, глубоких запятых. Прощальный подарок Ж’Гасты.
«Профессионалы. Еще немного, и он достал бы до артерии.»

- Уважай своего противника.
- Зачем?
- Потому что сказать ты ему ничего не сможешь. У тебя уже лучше получается. Намного.
- Почему не смогу... йих!!!
- Потому что отвлекаешься.
- Ты чуть меня не зашиб!
- Ошибаешься. – оскалился Висенте. – Сантиметр расстояния был в моем распоряжении. Я не зашиб тебя только потому, что не захотел. Да и что бы ты делала с раскроенным черепом?
«Мы уже на равных. Почти. Мне чего-то не хватает.»
- Почему у меня не получается тебя победить?
- Думай.
- Я думала. Всю неделю.
- Тебе не хватает того, что отличит тебя от любого армейского выскочки с выправленными в палку мозгами, ушастая. – с важностью отметил вампир, неспешно парируя ряд ударов босмерки.
- Чего же? – спросила босмерка.
- Внезапных грязных приемов.
И до того, как рванувший впе ред мастер успел ударить ее коленом в живот, он получил ведром по голове.
- Правильно. – донеслось с пола через какое-то время после того, как он помолчал, отсмеялся и снял ведро с головы. – Забудь, что я говорил тебе об уважении. Просто бей их, и все.

«Бей их, и все...»
Ладонь пришлось забинтовать, и молиться, чтобы Синод не знал заклинания, которое сможет вычислить ее по крови. Завернувшись в одеяло, босмерка подошла к окну и рассеяно уставилась на улицу. Месяц Дождя выдался отвратным. Хорошо, что даже в приближающейся войне дороги были в приличном состоянии.
Братство осталось позади, оно оставило от себя только шрамы. Некоторые из них исчезли без следа, другие белели полосами. Эти... просто не заживали. Дремора их знает, почему, но, не носи она закрытую одежду, опознать ее среди других ножеухих не составляло бы никакого труда.
«Слишком много шрамов. Гребаные платья с вырезом.»

В легких стучало, и еще это дурное ощущение, когда мутнеет перед глазами – а тут и так темно. Действие зелья заканчивается, остается урвать последний вздох – и полагаться можно только на свои легкие.
Драться с аргонианкой на ее поле.
«Шализ.»
Слишком профессионально. Непонятный червячок точит изнутри – какого черта?
Ящерица двигается в воде быстро, как румарская рыба-убийца. Только в разы опаснее. На секунду горло сдавливает не только нехватка воздуха. Паника. Что будет, если сейчас кинжал в ее руке... кинжал!
Полукровка машинально закрылась рукой, а потом рука взорвалась болью.
«Да. Боль.»
Кинжал застрял между костей. Лишние секунды. Было бы оскорблением не использовать их.
«Памяти учителя посвящается...» - удар в живот и рвущий удар ножом.
Аргонианка цеплялась за жизнь со вспоротым горлом еще целую четверть минуты. Кейсавель было все равно. Она проскребла пальцами по каменистому берегу дважды, прежде чем удалось рывком вытащить себя на пласт земли.
«Она даже не погасила костер.»
«Уважай противника.» - прозвучал в голове голос учителя.
Полукровка хрипло расхохоталась, на несколько мгновений забывая о боли в кровоточащей руке. Своды пещеры разносили ее заливистый, неконтролируемый смех, пока он не угасал, ударяясь об воду.
Успокоиться.

«От этого тебе никогда не отмыться, как ни старайся.»
Пальцы под одеялом нащупывают прощальный дар Шализ. Короткий, неглубокий темный шрам от вошедшего в предплечье лезвия.
«Мое тело - как механизм, как старые двемерские машины. Оно в прекрасном состоянии и по сей день, работает удивительно долго для других, менее качественно отлаженных образцов, но мне становится отвратительной сама моя суть. Что стоит за душой у механизма? Мое тело... я ведь была красивой. Что это, я жалею себя? Право, месяц Дождя действительно навевает тоску... Но в один прекрасный день что-то ломается, механизм не выдерживает и останавливается, испуская последний вздох износившихся валов. Когда это случится со мной?» - и едкий холодок страха по спине.
Она сделала это, чтобы больше никогда не поднималась рука на Брата, подумала Кейсавель.
Она сделала это, чтобы полукровка оставалась с ними до конца.
Она сделала это, чтобы заставить ее остановиться.
Она ошиблась.
Сука.

В дверь раздался тяжелый стук.
«Готовность к кризису двадцать четыре часа в сутки.» - эльфийка метнулась к кинжалам, закрывая их краем одеяла и затягивая под него ремни.
- Хозяйка спрашивает, можно...
- Да. – перебила полукровка.
И снова расхохоталась.

@темы: TES, Prose, Kethavel, PG, Vicente

---

Название: "Все могло быть и так..."
Цикл: Радуга. Белый - смерть, снег, выбор.
Автор: Raven Gray
Дата: 18.02.2011
Жанр: ангст, десфик... юмор, AU, травокурение, вероятно, еще и махровый ООС
Рейтинг: G
Фендом: TES V: Skyrim
Персонажи: Многострадальный Лашанс и два ОЖП.
От автора: Осторожно, спойлеры, overпафос, множественная концовка.

De aux MS

За закрытым решеткой узким окном светила луна - она была невероятно большой, как циферблат часов на городской площади, непрерывно отмерявших секунды до утра. Если бы только в этом мире уже узобрели часы, конечно. Недозревшая до полного круга, луна смотрела в тесную камеру, оттеняя слабое синеватое свечение призрака, безучастно маячившего в углу, и еле заметный рыжеватый свет на полу, просачивающийся в щель под дверью - в каменном коридоре тюрьмы, аккурат между камерой с замерзшим во сне пленником и сошедшим с ума маньяком, горел факел. Заключенная сидела, поджав ноги, на углу стола - единственный оставшийся целым предмет мебели в комнате. Длины цепи, сковывавшей лодыжки и запястья, как раз хватало, чтобы обхватить руками собственные холодные плечи в безнадежной попытке их отогреть - руки были такими же холодными. Иногда в окно залетали порывы холодного ветра, да и по полу гуляли жуткие леденящие сквозняки - не самоубийственным было только решение забраться повыше и сжаться в комок. Дыхание вырывалось серебристыми мутными облачками, растворявшимися в полумраке. Дыханием тоже можно отмерять время, но после шеститысячного вдоха она сбилась со счета. Сколько это было - две луны, три луны назад? Она медленно повернула голову, отмечая, в каком углу был призрак, и чуть склонила голову - в серебрящихся, а когда-то золотистых волосах, блестела одна-единственная стеклянная бусина - в косичке у виска. Еще в темноте светился призрачно-синим ее когда-то вживленный на место потерянного магический глаз. Второй, зеленый, горел безумием.
Пять лун, ровно пять. Значит, до Сандаса один день. Еще четыре луны - и суд Талмор в Сиродииле. Самое большое дело. Слушатель Темного Братства, добровольно...
В камере, отдаваясь от стен, зазвучал негромкий, откровенно веселый смех. Эльфийка посмотрела на призрака:
- Эй, Люсьен, чего молчишь? Веселее!
Призрак, конечно, не отвечал. Ни живой, ни мертвый, он продолжал функционировать так, как в него это было вложено. Лишенный способный мыслить и чувствовать, репликат изредка реагировал на слова, цеплявшие в его "памяти" воспоминания жившего когда-то человека. Кроме Слушателя, репликат не был способен слышать никого - как, впрочем, никто, кроме Слушателя, не мог увидеть или услышать его самого.
"Как мертвая лягушка, у которой дергаются лапки." - с горечью подумала эльфийка, и ядовитая насмешка скользнула по губам.
- Ты Спикер, ты должен говорить, не так ли? А я будто к стенке обращаюсь. Какое безобразие! - она рассмеялась.
Призрак молчал.
Смех резко оборвался, эльфийка посмотрела на него почти испуганно и почти зашептала, подаваясь навстречу:
- Прости меня. Ладно? Молчи, только не умирай опять, хорошо? Мне просто холодно. Я злюсь, потому что холодно, да ведь? - ее щеки заблестели от слез. - Мне одиноко, но завтра ведь все исправится, да? Отец ждет меня, и ты непременно окажешься у его трона. Завтра... - она теперь улыбалась вымученной дрожащей улыбкой. - ...завтра ведь все исправится, да? Я уже мертва, не все ли равно?
Дверь в камеру распахнулась. Лейтенант Имперского Легиона, Лария, стояла на пороге, и ее лицо выражало жесточайшее желание совершить экзекуцию прямо сейчас. Грубое, пересеченное шрамом поперек лицо имперки, наверное, не умело улыбаться вовсе. А Кейсавель умела - и улыбнулась, поворачиваясь и закрывая поврежденный глаз - веко выглядело черным и обугленным, и многих было легко ввести в заблуждение насчет собственной одноглазости.
- Кто здесь, заключенная? - резко осведомилась лейтенант. - С кем ты говорила?
- Сама с собой. Я думаю, что плед бы не помешал. И новый табурет - знаете, на столе сидеть неудобно. И еще моему глазу вреден холод. Еще ему вредна морковь, знаете, хи=-хи.
Лария, хотя была по натуре холериком, обходила эльфийку стороной. Именно она убила Императора, а значит, даже безоружной, даже с подавляемой магией, могла быть смертельно опасна. Кейсавель было, впрочем, все равно - не прекращая широчайше улыбаться, она продолжала воодушевленно нести чушь в то время, как имперка тщательно осматривала вид из окна на отвесную скалу, жесткую, покрытую коркой льда и чертовски высокую.
- А еще вы думаете, что я разговариваю со стенкой. А я разговариваю с ним. - она честно ткнула пальцем в призрака, который не отреагировал на подобную деконспирацию. - Хотите кусочек замороженного пальца? Нет? А можно тут хотя бы огонь зажечь где-нибудь в углу? Холодно зверски.
Лария тщательно ощупала указанный угол, но там воздух всего лишь казался немного холоднее, чем в других частых камеры - а может, у нее просто успели замерзнуть пальцы за то время, которое она здесь находилась? За окном была суровая скайримская зима, а какое-никакое отопление было только в казармах - руки тем, кто был на дежурстве, можно было отогреть только о подвешенный ими же самими в воздухе на несколько секунд магический огонь, да еще стоило полагаться на утепленные латы. Заключенные и того не могли себе позволить.
- Еще раз откроешь рот, и я вырежу тебе язык! - рявкнула лейтенант и с грохотом захлопнула дверь камеры. А потом быстро и тщательно заперла ее на засов, два замка и активировала еще один экран, подавлявший магию - внешний.
Заключенная улыбалась, чуть покачиваясь, чтобы совсем не окоченеть, и смотрела на призрака. Призрак не отзывался, хотя, будь он хоть чуть более живым, он бы сделал все, чтобы остановить безумие.
Шевельнулась в замке спрятанная в спутанных прядях седых волос отмычка, щелкнули, открываясь, наручники. Больше ей ничего не было нужно.
Заклинание Разделения на самом деле весьма функционально, если уметь его использовать на полную мощность. Опасностей много. Сил может не хватить, что приведет к смерти использующего, или тип энергии может оказаться не тот... Заклинание нельзя прервать, когда ритуал начат, а ошибок может быть уйма. Астральные тела невозможно усилить магической энергией, пропущенной через живое тело - только ослабить. А вот жизнью, почти чистой жизнью - можно. Те, кто когда-то был жив, всегда инстинктивно тянутся на ту сторону, презирая первый закон некромантии.

Слишком много рук, тянущихся навстречу со всех сторон, скапливающихся, как трупных мух вокруг свежей плоти. Как трудно выбрать знакомую, когда ни разу не видела ее без перчатки. И как просто. Он ведь стоит в стороне, и именно в его глаза возвращается чувство осмысления происходящего, а затем - о, слава Хаосу - возникает первая эмоция. Непонимание.
"Ты здесь, но... не мертва. Если нет - уходи немедленно."
"Мне нужна твоя душа."
Он думает пару секунд - Бездна, из которой он выбрался, стирала всякие границы между чувствами, мышлением и истиной, и наконец быстро произносит:
"Бери. Если это нужно Ей."
"Миледи? - эльфийка смеется, тихо и горько. - Миледи... думаю, будет в ярости, но одобрит."
Он слышит нарастающий шум, ритмичный. Два удара, долгая пауза, снова два неторопливых, замирающих удара... снова пауза...
"Как такое возможно?" - если бы он мог еще побледнеть, он бы стал совсем белым.
"Я изучала твои работы. И Манимарко. Давно. У тебя интересные теории, кстати."
Непонимание переходит в злость - она ударяет по остроухой, стоящей пока еще с той стороны, жгучей едкой волной:
"Не смей делать этого!"
Он тоже знает первое правило некромантии. Только полужизнь невозможна без полного вложения силы, а привязка делается раз и навсегда, уже неразрываемая до уничтожения тела. Проще говоря, чтобы создать полноценную жизнь из ничего, нужен равноценный обмен.
"У меня есть отмычка. Одной тебе хватит?" - она улыбается безумно, подходя ближе - нет, она не сделала ни шагу, на самом деле, это ее жизнь, вытекая за грань, вливаясь в него самого, приближает ее к краю. - "Всегда хватало, я-то знаю."
"Только посмей, и я, именем Ситиса..."
Бездну наполняет безумный хохот. Глаз призрака из мира живых светится в темноте, синий глаз горит частицей того огня, что бывший Спикер лишь однажды видел в глазах их общего бога. Энергия течет рекой, высвобождая чужую жизнь, вселяя в того, кто ждал обещанного самим Отцом возвращения, холодное ощущение на загривке, холоднее, чем все окружающее. Это страх. Река жизни начинает иссякать, но он по прежнему не способен двинуться - только поглощать.
- Ты знаешь, во что превратилась наша семья? Когда раньше не первом месте стояла Ее любовь, теперь стоят весы жизней и золота. Догматы не чтят, не понимают их смысла. Им нужен духовный лидер, а не старуха-эльф, чудом сохранившаяся... ах, ты чудесно злишься, я ведь еще не сказала, что старуха - это я, молодая лицом только потому, что у нас, эльфов, и вправду слишком длинный срок в мире.
Чтобы оттолкнуть самоубийцу, придется протянуть через грань руки. Это убьет ее мгновенно, и даже такая жертва будет напрасной. Имперец пытается опустить голову - он чувствует покалывание в кончиках пальцев, ощущает тепло в ладонях. Гул-грохот - два удара-пауза-два удара-пауза - становится все быстрее, все оглушительнее. Он не просто заставляет уши болеть - он заставляет дрожать разделяющую миры грань. Всего несколько ударов сердца - и мужчина понимает, что он в мире мертвых не часы и не дни - годы. Двести двадцать лет с того момента, как он послал босмерку на поиски предателя, собираясь бежать в Скайрим, пока все не утрясется... неудачная и весьма глупая попытка.
Она что-то говорила. Какие-то длинные, фразы, наполовину на старых языках, наполовину на совсем родном. Иногда были фразы на общем наречии. Голос срывался, ломался, но звучал почти непрерывно, все больше заглушаемый грохотом. Грохот нарастал, все чаще, чаще, с сумасшедшей скоростью, и вдруг грань, содрогнувшись, пошла трещинами, как стекло. раскалываясь.
- Вечерняя Звезда. Величайшая иллюзия этой жизни - "невинность, Брат мой". - и тихий хохот. - Ты узнаешь Ее. Ты скажешь Им, почему она замолчала.
Месторасположение. Пароль. Даже при смерти она не пропускала ни одной детали.
Вокруг стали проступать очертания предметов, мир обрел цвет, а глазам стало больно смотреть даже на слабый свет на несколько секунд. Лашанс посмотрел на противоположную стену комнаты – на секунду ему показалось, что там было зеркало, но через мгновение наваждение отступило и его собственное призрачно-бледное лицо исчезло. Он посмотрел на свои руки - говорят, спящие никогда не могут видеть свои руки во сне - и огляделся.
За окном падали, искрясь в лунном луче, снежинки, изредка залетая в камеру, но не тая - значит, чувства его не подвели - здесь было так же холодно, как и снаружи. Было очень тихо - ни звука дыханя, ни воплей из камеры допроса, ни шуршания доспехов стражника за дверью. Целая отмычка и клинок лежали на столе - надпись, накорябанная острым камнем, гласила "BlA...E ...F W...E" - вероятно, это был Клинок Горя.
Он очнулся таким, каким она его запомнила с последней встречи. Мантия на плечах была незнакомая... но символ было определенно нетрудно узнать.
Слушатель сидела недалеко - в углу, чтобы не перегораживать путь к двери, уставившись остекленевшим взглядом единственного глаза в окно. Магический огонь, пылавший во второй ее глазнице, потух, а о том, что она улыбалась, говорила только чуть резковатая дуга к подбородку - дорожка крови от прокушенной губы. У нее были совершенно седые волосы, небрежно отсеченные ножом. Однако, ее можно было узнать - черты лица остались теми же, да и едва заметный прищур остался, мол "я знаю больше, чем ты, и попробуй угадать, что я знаю".

Finita

Он видел трупы, много раз, и само по себе мертвое тело не вызывало в нем никаких эмоций. В этот раз было отчетливое... разочарование.
Братство. С ним была связана вся его предыдущая жизнь, вся длинная, запутанная игра их Леди, а теперь - он снова мог служить Им здесь. Но эта мысль не наполняла радостью, как в прежние времена. Чувство долга не ушло, только стремление мчаться немедленно, искать и славить Ситиса как будто бы ослабло.
Ему пришло в голову, что он знал тогда весь сюжет. И подумал еще два века назад, что она не выдержит, сделает это. Теперь Братство снова осталось без Слушателя, и Мать Ночи замолчала. От этой мысли хотелось содрогнуться, но почему-то искренне - не получилось.
Над Скайримом, самым холодным королевством бывшей Империи Тамриэля, светила неполная луна, прорезая облака. Ветра больше не было.

La Comedia

В тот момент, когда Люсьен оттащил труп лейтенанта Ларии за шкаф в казармах, он услышал деликатное покашливание за спиной. Живых на этаже больше не было. Совершенно точно.
- Господин Спикер, я Алайр.
Он еле удержался, чтобы не переспросить «что»? Алайр рассмеялась. Ее смех был почему-то знакомым. Она была босмеркой, с золотистыми светлыми волосами и большими желтоватыми глазами, смеющийся взгляд которых был в то же время холодным и внимательным.
- Вы не заберете у меня этот мешок, пожалуйста? – попросила она, вытаскивая из-за двери суму, явно тяжелую.
Люсьен молчал, вопросительно вскинув брови. Алайр вздохнула, раскрыла мешок, и из него выпал один из черных камней душ. Камни бывший Спикер узнал без труда – когда-то он мог создать их сам.
- Эти эпатирующие Слушатели – такая морока. – пожаловалась Ее Тень. – Слишком много хлопот, понимаете. Я запоздала слегка – навернулась на чертовой ледяной глыбе. Простите. У вас речь не отшибло?
- Кейсавель? – тихо поинтересовался Люсьен, и в голосе его можно было прочесть очень опасную интонацию. Чувство юмора у его протеже явно успешно скончалось в муках.
- Нет. – немного удивленно отозвалась босмерка, скрещивая руки и вскидывая бровь. – В смысле, я – нет. А что?
Приглядевшись, действительно можно было заметить разницу – более тонкие губы, скулы чуть ниже, выражение лица немного другое. Значит, просто феноменальное сходство, может быть, каким-то чудом даже родство. Интересно, неужели Слушатель нашла время выйти замуж? Какой-то абсурд, но... похвально, черт возьми, судя по тому, что ее – дочь? – тоже служит в Братстве.
- Я ее Сестра, а не сестра. – немного сердито отозвалась босмерка, почти точно угадав следующую его мысль. – Между нами нет родства.
- Люсьен Лашанс, рад знакомству. Как вы пробрались мимо стражи на нижних этажах? Это крепость Плача Мороза.
«Охраны должно быть как крыс.»
- Да, я заметила. – немного рассеяно отметила Алайр, окинув помещение взглядом. – А где Слушатель?
Люсьен постарался, чтобы его голос звучал ровно, много усилий на это не потребовалось:
- Мертва.
- Как так? – опешила Алайр, ее растерянность явно возвелась в степень. – Когда она успела отравиться?!
- Отравиться чем? – в свою очередь удивился Люсьен.
- Вообще.
- Барышня, помилуйте, еще полчаса назад я был мертвее тел в соседних камерах! Что здесь происходит?
- Еще полчаса назад они были живы. – фыркнула Алайр. – Ей двух душ не хватило.
Картинка начала складываться.
- Стала бы я таскать эти кирпичи с собой, – босмерка негодующе тряхнула мешком. – если бы не нужно было обеспечить поддержку.
- Так она...
- ...да, и отморозила себе все! – раздался ворчливый хриплый голос из коридора. – Кой черт сразу «мертва», Лашанс? Мать Ночи не смогла от меня избавиться, Мотье Беламон не смог меня убить, кухня Антуанетты Мари не смогла меня убить! Двести лет и плохо оформленная связка новобранцев плохо действуют на нервы, безусловно, но мы же знаем, что... о. – седая бывшая заключенная, позванивая связкой ключей, показалась в дверях – все в той же тюремной робе, но ухмыляющаяся с таким сарказмом, что не возникало никаких проблем с идентификацией. – Я хочу себе трон с подогревом.
- Женщины. – Спикер закрыл лицо рукой.
- О, да. Только начинать надо не с меня. – хихиканье. – Ты не видел мою одежду? – она принялась обшаривать близлежащие сундуки, бурча себе под нос что-то о несовершенстве мира и неправильном художественном оформлении мантий Черной Руки.
- Кейсавель, я могу поинтересоваться...
- Не можешь. – фыркнула босмерка.
- А я все-таки спрошу о причине этого... этого... – он посмотрел на свои руки снова, на всякий случай ущипнул себя за запястье – сквозь перчатку получилось все равно ощутимо, но кошмар не прекратился. Он-таки был жив. – совершенно абсурдного и безответственного с твоей стороны деяния. – с нажимом продолжил Спикер. – Подобным поведением ты позоришь Братство, Мать Ночи и светлую память всех, кто отдал за тебя жизнь...
- Хо-хо, когда это ты успел опять скопытиться?
- Кейсавель Лаинар, я не понимаю, как настолько бесконтрольное, непредсказумое, сумасшедшее существо могло оставаться на этом посту столько времени.
- Снова. - хохотнула эльфийка.
- Снова?.. Прошу тебя, скажи мне, что ты пошутила.
- Она назвала меня Слушателем, стоило мне влезть в ее гроб и...
- Что?!
- Тихо-тихо, успокоились, господа. – Алайр с трудом удерживала мужчину, честно пытавшегося задушить главу Братства. – Господин Спикер, мне тоже иногда хочется, поверьте, но это правда не повод...

P.S.

***
- Чувствуешь? Магия. Древняя, сильная, она исходит от Колледжа. Как биение сердца.
- Ты облил мою мантию тролльей кровью, она не отстирывается, я с тобой не разговариваю... ну вот, опять.
- Тебе не удалось испортить мне настрой. Даже не надейся.
- Может, хватит устраивать семейную сцену?
- Споешь? Ты закончил колледж Бардов в Солитьюде, я знаю.
- Откуда?
- Слушатель, вы меня слышите?
- Люсьен, я поняла это, как только пришла в город в черно-серебряной гамме, с растущим на каждом углу пасленом, с языкастыми юношами в загашнике...
И Кейсавель постучала в Черную Дверь нового Святилища.

P.P.S.

***
- «Что, ви таки опять стучите?» - спросила Дверь.
- Таки да, Брат Мой. – бодро отозвалась босмерка и скользнула за дверь до того, как об нее разбился очень непафосный ком снега.
Самое противное было в том, что дверь захлопнулась. То есть, пароль требовалось повторить. Люсен и Алайр переглянулись.
- Нужно будет поменять? – поинтересовалась Алайр.
Молчание было ответом.

@темы: TES, Prose, Kethavel, G

---

by  Feyra

I

Просто сегодня ты думаешь лишь о том,
Как бы ты вырвал единое это око -
Луна ухмыляется узким безгубым ртом
И знает, что враждовать вам и так немного.
Просто сегодня хочется только жить -
Впервые за столько лет, и насколько сложно.
Диск расплывается натрое и дрожит,
Становится ненавистным и крайне ложным.

Просто сегодня ты видишь её оскал -
Идеальный округлый глаз для чужого бога.
Если бы кто-то что-то сейчас искал,
Луна бы без слов указала ему дорогу.
Просто сегодня остался последний шанс
Выдержать ночь, родную для вашей свиты.
И если здесь что-то
Как-то держало вас,
То сегодня вы станете слишком мертвы, но квиты.

Луна даже ярче, чем собственные глаза,
Отраженные лунным светом на темном небе.
Просто сегодня ты ей наконец сказал,
Что это - иллюзия жизни на мизансцене.
И что бы ни шло следом по плану, ты
Не должен бояться, а должен себя поправить.

Луна никогда не меняет свои черты -
С этим, наверное, можно её поздравить.

II

Думайте, что хотите, а я не с вами.
Пишите в свои листы, что "солгал суду" -
Может быть, после, подумавши головами,
Вы наконец-то поймете, что я уйду.
Уйду далеко, и догнать не пытайтесь даже -
Вы можете улыбаться, стирать плевок
Со впалой щеки, но вы смотритесь даже гаже,
Чем те, с кем мне нужно считаться. У ваших строк
Явственный привкус чьей-то невкусной крови,
Так что же теперь? Казните меня, вперед.
Эта обещанность мне, как обычно, внове,
Так что пожалуйста. Крикните, что "он врет".

Вам-то ведь нужно только одно, не больше -
Резкий и яркий проблеск металла, крик.
Вы обещаете, что "ты, тварь, ещё застонешь",
А мне отвечать, так же как и за них.
Думайте, что хотите - не ваше право.
Хоть руки переломайте, крепя ремни.
Нынче я тоже встречаюсь с прекрасной дамой -
И, мне-то поверьте, прекраснее, чем они.
Ну же, убей меня, сотри же с лица усмешку,
Заставь меня каяться, раз рассказать - не смог.
Кто-то щелчком сбивает на землю пешку,
А кому-то пытаться встать, получив урок.

Хохот безумен, если не слышал рыка -
Если клыки длиннее, чем вражий нос.
Истина колется, как колется ежевика:
Неутешителен, веришь ли, этот чужой прогноз.
И только смешок в ответ на попытку выбить
Наружу из глотки признанье во всех грехах.
Простите, мой сир, да неужто хотите видеть
Лик ненавистный в вещих и страшных снах?
Бойтесь. Боитесь? Правильно, монсеньоры -
Волк нынче пойман в правильные тиски.
Эта уверенность пуста без живой опоры,
А вы - убирайтесь
С выбранной мной доски.

III

Я был достоин, я ненавидел белый,
Я мчался вперед, как яростный, дикий волк,
Легко обретал, никогда не считал потери,
И первые годы несмерти своей
Святым почитал порок.
Я не был услужлив, я обещал сражаться,
Я двигался к цели, как движется паровоз.
Редко терял, отдавал и дарил, но сдаться -
Это, пожалуй, выше, чем я бы снес.

Раньше-то было - истины и банкеты,
Балы и красавицы, и каждая там - моя.
Если, действительно, танец не равен свету,
Я на самом-то деле без света не жил ни дня.
Горячая юность, строптивая и живая -
Все, что я делал, я делал себе во благо.
Кто-то завидовал, думал, что жизнь такая -
Неравная, будто кому-то дана отвага,

А кому-то - увы, не дано ни единой капли.
Я был другим, и когда-то они раскрыли...
Я забираю, и я сомневаюсь - дам ли?
Глаза, чем темнее, тем больше содержат пыли.
Ярче, алее - кто же скрывает сущность?
Смех им в лицо, как собакам, забывшим место.
Есть ли нужда прикрывать интересом сучность?
Это не так, и я тоже останусь честным.

Это прошло, как проходит по рельсам поезд,
И если не знать, что под масками здесь сокрыто -
Можно подумать, закончена эта повесть.
Можно подумать, все это давно забыто.
Я нисколько не лучше, чем вы, мои злые твари -
Вражьи глаза не признаешь под слоем грязи.
Хоть бы, действительно, вы уже забывали
Любые каналы оборванной мною связи.

Я был достоин, я ненавидел это -
Это меня любило, пришлось признать.
Если же вдруг я буду отдан свету -
Буду на казни
В лицо палачу плевать.

@темы: TES, Poems, G, Vicente

---

29.02.2012 в 00:32

Пишет  Feyra:

С хрустом вбиваются в стены двойные двери,
Трупы дорогу выстлали палачу.

Будь же ты проклят, маленький лживый зверь, и
Будь же ты счастлив
Потому что я так
Хочу

@темы: Poems, Hellsing, Alucard

---

Название: Зеленая комната. Часть 2.
Автор: Raven Gray
Дата: 29.02.2012
Фандом: Hellsing
Жанр: дарк романс, ангст, POV Уолтера, ООС, AU.
Рейтинг: R
Персонажи/Пейринг: Алукард/Уолтер.
От автора: Просто захотелось... несколько дополнить. Не знаю, почему.

Читать Фанфик.

Ненавижу.

Я смотрю в зеркало, треснувшее у края. Я там такой же, как девяносто с лишним лет назад. Смерть, да мне уже за сотню! Зеркало треснуло с уголка и в уголках же – чуть запылилось.

Чего я добился? Чего я хочу? Мне больше ничего не нужно, когда страх смерти неожиданно сдавливает горло – не то не по-мужски зарыдать, не то не по-джентльменски сблевануть, не то расхохотаться во все горло. Потому что это весело. Весело!! Потому, что я остался жив. Я прошел через этот кровавый ад, и оставил врагу отметин. Браво, Ангел Смерти, то-то взгляд у тебя такой больной и затравленный, как у Артура в его последние дни.
Артура? Я его помню, да. Так, проходящий эпизод. И Интегра.

Не проходящий эпизод – это война, черт подери. Кошмары о том, как он меня убивает, будят меня иногда, я просыпаюсь, рассекаю Нитями воздух и иногда – вскрикиваю полупридушенно, как какой-нибудь мальчишка. Стыдно за себя. Я напоминаю себе тогда, что я победил. Я остался, а он ушел.

Он ушел... куда-то.

Это второе зеркало за полгода, поэтому я покупаю их простые, и чем дешевле, тем лучше. Зеркала не любят меня. Даже если я их не трогаю, даже, если, повесив на стену, я каждое утро просто смотрю себе в глаза... через несколько дней я замечаю эту трещину в нижнем правом уголке, которая ползет и расщепляется у точки, где каждый день сходятся взгляды меня и отражения. Говорят, там другой мир, некоторые говорят, что загробный. Может, это он смотрит на меня с такой ненавистью, что трещина ползет все дальше и дальше, и однажды утром я, вздрагивая, отскакиваю от раковины и секунду спустя уже собираю осколки?
Иногда мне снится прошлое, моя... служба. И то, как он поставил меня на место, раз и навсегда. Рядом с собой. Против себя. А я – я убил его. Ради славы и достойного завершения жизни. Которая продолжается, только теперь я потерян.

Мне так плохо, что хочется смеяться. И умереть.

Говорят, регенерация быстрее, чем у человека? Когда я в последний раз проверял? Не помню. Но эта бритва, что сгодится хоть на что-то. Я медленно провожу по ладони вдоль – больно, но почему-то даже сейчас хочется сдержаться. Я не знаю, сколько крови вытечет прежде, чем глубокий порез заживет...
Холодные пальцы хватают мою ладонь, и по телу бежит дрожь. Я узнаю его мгновенно, это он, он пришел за мной из моих кошмаров, он пришел убить меня. Я... я не позволю. Нити рассекают его, снова, и снова, но будто проходят сквозь него. Что тебе нужно, призрак?
Он хватает меня за талию, притягивает к себе – он холодный и мертвый наощупь. Поднимает другой рукой мою, сдавливая запястье так, что мне едва удается сдержать стон, и проводит языком по порезу – медленно, и уголки губ его приподняты в полусумасшедшей улыбке.
Меня бьет дрожь, приходится собрать всю свою силу воли, чтобы проговорить медленно и четко:

- Уходи. Немедленно.
Он смеется, его пальцы отпускают мое запястье, сжимаются на волосах. Я успеваю только беззвучно ухватить воздуха, когда он швыряет меня на стену, и искорки вспыхивают перед глазами – я здорово ударился головой.
Не призрак, не галлюцинация. Он здесь. Я не боюсь больше. Я уже убил его однажды, и он поверил в мой обман.
- Так просто? – слова доходят как свозь вату.
- Вы так скучали по мне, князь, что изволили найти? – я не удерживаю улыбки, хотя понимаю, что это его взбесит – и не открываю глаз.
Здесь слишком тесно, чтобы увернуться от удара. Прихожу в себя уже на полу, вся левая щека, вся половина лица горит, я и сам горю от стыда, но почти теряю сознание. Сердцебиение учащенное, дышать трудно, будто он вытянул из меня всю душу, едва коснувшись ладонью и языком. Демон из кошмаров пришел за мной, чтобы забрать меня?

Он ударяет меня снова, слегка приподняв над полом, в этот раз спиной я встречаю дверцу душевой кабины. У меня разбиты губы, я это знаю, терять нечего. И выход за его спиной.
Иди, предатель. Иди. Я презираю тебя.

Только вместо этого –
я бросаюсь вперед, приходится приподняться, чтобы достать до него, и, наверное, в первый раз целую его так, как хотел, размазывая кровь по губам, поддразнивая - прося прощения? – позволяя рассечь угол рта и добавить привкуса крови, если ему так хочется.

Я ненавижу тебя за то, что ты сделал со мной. И за это я пытаюсь убить тебя – искренне, отчаянно. В последний раз.

- Ненавижу. – мой шепот дрожит, когда он, улыбаясь, вышвыривает меня из ванной, но колени меня подводят.
Почему?!
- Ты сам виноват. – он неожиданно оказывается предельно близко, так, что рыжие огни глаз зависают во мраке едва ли в шести дюймах от моих, и я чувствую его руки.
Много рук, слишком много рук в этой проклятой преумножившейся тьме, дотрагиваются до меня, приподнимают голову, сдавливают руки – мол, только посмей дернуться... он улыбается, и показывает острые зубы, все – острые, словно у мантикоры. Рыжие огни в его глазах загораются красным.
Я чувствую, как перехватывает дыхание и начинает биться сердце. Я – боюсь его? Ха! Смешно!
Я – восхищен.
- Ненавижу. – повторяю я уверенным шепотом, но каким бы гибким не было мое тело, мне не вырваться из объятий сотни рук.
- Мне все равно.

Я слышу, как трещит по швам рубашка, натягиваясь у меня на груди, расходится пополам, и он медленно, издеваясь, проводит языком по моей шее. Я знаю, что будет дальше, даже до того, как его клыки вонзаются в мою плоть.
Я ныряю куда-то, будто теряю сознание, но слышу – чувствую, как сквозь пульсирующую муть мое тело поднимают его руки, куда-то чуть выше, чем над бездной, я почти слышу, как он смеется, оторвавшись от моей шеи, но разум плывет, удерживая только жар.
Я ненавижу тебя, повторяю я про себя как мантру. Я ненавижу тебя. Только это поможет мне справиться с твоим очарованием.
Ты не умеешь быть нежным, ты уже сломал мне руку, но сквозь эту ослепляющую боль муть чуть расходится – это ты позволяешь мне прочувствовать, как ты оскверняешь меня.
«Ты не храм, мальчик, - шепчет твой голос в голове, я знаю, ты улыбаешься, подлая тварь. – чтобы тебя осквернять.»
Руки приподнимают меня, темнота сгущается еще больше, скользит по коже многоножками. Ты красивое чудовище, граф. Я ненавижу тебя. Я хочу тебя – себе, только себе, в коллекцию, в историю, в причины смерти, куда угодно - еще больше.
Движения вверх-вниз кажутся слишком медленными, чтобы не застонать, а затем – слишком быстрыми, слишком рваными, и когти царапают мою спину, мои плечи, мои бедра, пока ты мешаешь ране на моей шее зажить, снова и снова проводя по ней языком.
Темнота оглушает, и я, наконец, забываюсь.

Ты никуда не делся. Но ты уйдешь, я знаю. И за это я пытаюсь тебя убить. С кривой усмешкой я хватаю твои патлы на затылке и стараюсь как можно сильнее приложить тебя затылком об кровать. Потом смеюсь – как это, право, нелепо. И ты... ты тоже смеешься. Значит, не сегодня.
Прежде, чем заснуть, даже не попытавшись покоситься на часы или за окно, я успеваю заглянуть тебе в глаза. Я только не успеваю спросить, уйдешь ли ты.
Если бы ты не пришел, я бы умер нелепо, подумать только.
Я ненавижу тебя.
Я так ждал.
Я...

@темы: Prose, Hellsing, Walter, R, Alucard

---

Название: Зеленая комната.
Автор: Raven Gray
Дата: 28.02.2012
Фэндом: Hellsing
Жанр: дарк романс, ангст, POV Алукарда, ООС, AU
Рейтинг: PG
Персонажи/Пейринг: Алукард/Уолтер.
От автора: Просто... все так неожиданно, но приятно.

Читать Фанфик

Ты всегда любил прятаться. Дать пощечину, а потом сбежать, как трусливый щенок, оставив противника пламенеть от обиды и невозможности догнать. Я больше никуда не спешу, мальчик, а пощечина была ох какая.

Ты все еще живешь в Лос Анджелесе, даже с поддельными документами тебя несложно вычислить. У тебя ведь уникальная группа крови, и на учете ты стоишь у того же исследовательского института. Думаешь, забыл? Зря. Ты устроился юристом, адвокатишкой, я не хочу знать куда, одно произнесение твоего нынешнего ремесла вызывает у меня тошноту. Эй, адвокат Смерти в городе ангелов, ты меня не слышишь, но я иду за тобой – так идет по следу взращенный под плетью бойцовый пес, так рвется по полузаметенной охотничьей тропе волк.

Ты ненавидишь меня? Тебе же хуже. Потому что тебе это нравится так же, как и мне.

Улицы здесь такие же серые, как небо, а неоновые огни слепят глаза. Я давно уже не прячусь, просто заставляю не замечать себя тех, кто проходят мимо. У них такие скучные лица, такие отвратительно пустые глаза. Люди-тени. Иногда мне кажется, что среди них я один жив. Жив? Ха!

Может быть, я иду за тобой не затем, чтобы убить – эта мысль точила мой мозг слишком долго, пятьдесят с лишним лет съедала меня заживо, пока я был там, внизу, в своем персональном аду, с тысячами кричащих душ, тянущих ко мне уродливые, покрытые струпьями руки. Я выжил – и вернулся. За тобой, мальчик. И это тебе нужно, но совершенно бесполезно искать адвоката или телохранителя. И так бессовестно поздно.

Ливни здесь грязные и провоняли бензином. И как ты здесь живешь, с твоим, я знаю, вечно нераскрытым над головой черным зонтом, на который ты опираешься, как на трость?
Я даже не знаю, постарел ли ты, парень. Я, смешно сказать... но какое-то непонятное чувство в глубине меня начинает дрожать и биться, почти вызывая потребность в том, чтобы дышать, почти учащая давно уже нитевидный пульс. Я – волнуюсь? Быть того не может.

Подъезд неожиданно приятный на вид. К моему разочарованию, меня никто не останавливает, и приходится напомнить себе, что я иду не просто сказать тебе, что ты мне небезразличен, и убить за это.

У тебя зеленая комната. Обои эти противные. Хорошо, что вечер съел их, и влажно блестящий подоконник больше различим для тебя, чем их узор.
Где ты, Уолтер? Ты ведь по прежнему втайне боишься темноты, с тех самых пор, как я впервые нашел тебя, так давно?
Я не отражаюсь в зеркале и подхожу совершенно бесшумно, но ты чувствуешь меня. Ты рассматриваешь свое отражение более внимательно, крутя в руках заточенную бритву. Тебе же не нужно бриться, Уотер. Борода у тебя не растет. Ты почти не изменишься, сколько бы ни прошло лет. Сам себя не изменишь. Мне вот изменил, и какая глупость, думать о таких мелочах, когда я вижу, как ты режешь себе ладонь, равнодушно прикрыв глаза и даже не морщась. Когда запах твоей крови наполняет тесную ванную, и здесь становится почти душно.

Ты не вампир. Больше нет. Как такое можно?.. Подлый сукин сын, ты изменил мне дважды!

Дай, я, Уолтер.
У тебя узкая ладонь, сильные, ловкие пальцы. Я чувствую, как Нити отрезают мне голову, и тихо смеюсь, прижимая тебя ближе и проводя по ранке на твоей руке языком. Я начинаю чувствовать, как ты дрожишь от ярости, нити рассекают меня, снова и снова, и еще раз. Но они больше не могут меня убить, Уолтер. Больше не могут.
- Так просто? – тихо фыркаю я, разворачивая его лицом, хватая за волосы и стуча затылком о стену. Он бледнеет, но не подает вида, какой страх едва не заставил так сильно колотиться его сердце. У меня даже нет желания презирать его.
Синие глаза. Как небо, нет, много ярче, в этом взгляде намного больше оттенков, чем у какой-то жалкой серой пелены, исторгающей из себя попеременно дождь и град – град стучит о подоконник у тебя в спальне, и я понимаю, что замер, рассеяно глядя на твои шевелящиеся губы.
Ты что-то шепчешь? Хочешь сказать мне? Улыбаешься?! Да как ты смеешь?!!
Хлесткая пощечина - и славный Шинигами врезается в дверцу душевой кабины, я поднимаю его, разбиваю в кровь губы и он неожиданно прижимается ко мне – только чтобы, поцеловав, предпринять последнюю попытку убить тут же. Иуда. Темноволосый, жадный до поцелуев с соленой кровью. Люби меня, ненавидь. Пока я живу – ты в этом виноват.
Виноват в своей беспомощности, в своей слабости перед властью. В том, что пока ты живешь – ты будешь жить так, как я скажу, а иначе я выломаю из тебя эту пакость, Шинигами Уолтер. Потому что тебе это нравится.

После того, как дождь стихает, ты приходишь в себя на полу и слабо стонешь. Подняться? Вряд ли. У тебя слишком ломкие запястья и слишком... я что-то хотел сказать про глаза. Про глаза!
В полубессознательном состоянии ты хватаешься за меня, за мои волосы, здоровой рукой, и тихо смеешься, пытаясь ударить меня головой о спинку кровати. Я смеюсь тоже, ведь это вправду забавляет.
Мне больше некуда и незачем идти. Потому что я буду идти за тобой, сколько бы ты ни пытался сбежать. Потому что я...

@темы: Prose, Hellsing, Walter, PG, Alucard

---

Название фанфика: "Пес и Кот"
Автор: Raven Gray
Дата: 31.05.2010
Фэндом: Hellsing
Жанр: action, ironic humor
Рейтинг: PG
Персонажи: Уолтер, Ганс
Примечание автора: Не по годам ехидный Уолтер.
Предупреждение: Не в меру разговорчивый Кэп.
Статус: Закончен.
Отказ: Все права на персонажей принадлежат Кото Хирано, материальной выгоды не извлекаю.

Читать

- Эй, парень!
Уолтер неохотно оторвался от создания замысловатого узора из нитей, зависшего в пропитанном солнцем воздухе и тут же исчезшего, и воззрился на мужину, остановившегося на краю залы и скрестившего руки на груди.
Причем взгляд паренька сначала машинально уперся этому мужчине куда-то в район ребер - такого роста был бы обычный человек - а потом уже поднялся к светло-зеленым глазам с каким-то подозительным желтым проблеском.
- Да... - взгляд задержался на нарукавных нашивках, но это ничуть не изменило улыбки с ехидцей, игравшей на губах юного Шинигами. - ...капитан?
Капитан приблизился, и Дольнез понял, что его начальство не просто выше ростом. Эта орясина собой чуть ли солнце не заслоняла! Он едва подавил в себе желание принять расслабленную позу и пробурчать: "Сдвинься, ты мне загорать мешаешь" - дисциплиной Уолтер не отличался и отличаться не хотел.
- Тебе предполагается быть секретным оружием. Так что сиди тихо, сделай милость.
Это точно было его новое начальство, ибо только оно могло знать...
- Мне предполагается ударить отсюда или с крыши?
- Откуда хочешь. - речь "не в меру разговорившегося" капитана становилась отрывистой. - С крыши. С шестого этажа. Из подвала. Заметишь этих модифицированных нацистов - бей. Не задумываясь. Понял?
Похоже, говорить ему было не то, чтобы тяжело или лень, но не в привычку это точно. Шинигами чуть нахмурился.
- Мне сказали, что меня наняли, чтобы охранять высокий чин, коим вы, как я понял, являетесь. Вы отдаете приказ, нарушающий это условие моего контракта.
- Ох, парень. - капитан неожиданно расхохотался, коротко, лающе, оборвав смех, не успел тот достигнуть кульминации. И продолжил, с волчьей усмешкой от уха до уха. - Неужели ты думаешь, что тебе грозит сидеть в окопах? - он фыркнул, совсем по-собачьи, и отошел, сев на обломок бетонной стены. - Тебе еще придется меня догонять.
- Мне-е? - протянул Шинигами, расплываясь в ухмылочке. - Вы, капитан, шутите.
- Да уж какие шутки. Так и будешь бегать за мной по полю, мальчик.
Шинигами расплылся в еще более широкой ухмылке. Ох, как эта орясина заблуждается... он уже предвкушал лицезрение ошарашенного лица начальства с рамочке из Нитей Смерти и трупов проклятых нацистов.

Кто-то скажет, что двое на "пульсовой" точке фронта - безумие. Дольнез считал, что ему повезло - никто, кроме этой дылды, не будет мешаться под ногами...
- Обороняй эту точку, малыш, модифицированные войска идут отсюда. - Кэп кивнул на еще пустующую, серую улицу, полную полуразрушенных домов и залитую кроваво-красным солнцем, светившим в спину своим предпоследний, а может, уже последним лучом.
Дольнез сосредоточенно кивнул, даже не обратив внимания на мелькнувшую в окопе следом за шинелью слегка необычной формы руку, сосредоточенно вглядываясь в темнеющую полоску горизонта и покручивая в пальцах сигарету.
Вот и они.
- Нелюди. - сигарета отправилась недолгий полет до смешанной с золой земли, Шинигами кровожадно улыбнулся.
Они бежали очень быстро, так, что человеческий взгляд засек бы лишь размытые фигуры за миг до того, как получил бы пулю в лоб. Но для Шинигами скорость этих фриков не имела значения. Они только чуть затормозили, увидев мальчишку, одиноко стоящего перед своим окопом и изучающего свой маникюр. Уолтер не знал, умеют ли фрики удивляться, но рожи у них были потешные, когда первый взмах Нитей Смерти снес больше половины ряда, измельчив его до состояния мусора. Дольнез даже не заметил, что этот превысивший лимит скорости удар отдался в ладони и пальцах. Нити сверкали, как паутина в лесу под лучами солнца, и то тут, то там раздавалось хрипение, и черная кровь обагряла землю, а следом сыпались уже окончательно мертвые останки. Пули? Штыки? Ха! Да, он почти смеялся над этими жалкими попытками его остановить - улыбка не сходила с лица ни на миг. Ничтожные идиоты, да что они могут против Ангела Смерти?!
Но поему-то болели руки, так сильно, что игнорировать боль было уже просто не было сил. Шинигами еле держал Нити - ощущение было такое, что сейчас пальцы отвалятся. А двое особо храбрых самоубийц были уже рядом. Уолтер взял себя в руки, картинно взмахнул рукой, портя впечатление лишь кривой гримасой на лице...
И чуть не сел, когда огромный матерый волк выпрыгнул откуда-то из-за спины, сметая ряды фашистов не хуже ручного серого смерча. У него была иная тактика. Он хватал зубами одного фрика и швырял его в других, или на острые колья, натыканные у краев окопа. Дольнез завороженно следил за расправой над остатками вражеского отряда...
"Ты собираешься помогать или..." - нежиданно голос капитана, зазвучавший непонятно откуда, оборвался, а секундой позже послышался громоподобный рык, Ангела Смерти сбили на землю, он стукнулся затылком об неудачно подвернувшийся и на несколько секунд отключился, успев какой-то отдаленной частью создания подумать, что, похоже, ему конец...
Когда он очнулся, то увидел Капитана, рвавшего ножом горло последнему искусственному вампиру. Ганс обернулся, усмехнувшись.
- Ну?
- Я... - мальчишка начал было подниматься на локте, но в затылке вспыхнула жгучая боль, и он снова чуть не отключился.
- Лежи уж пока. - Уолтер услышал шорох шагов - капитан подошел к нему и присел на корточки. - Слишком самоуверен. И руки в кровь изодрал.
- Я... надевал... когда проснулся... - когда бинт коснулся окровавленной ладони, Дольнез понял, что был не прав, и сжал зубы.
- Терпи. - приказал капитан. - Перчатки ты потерял. Снимать не надо было, когда в санитарку отослали.
- Угу...
- Итак, где я остановился на критике? - невинно уточнил Кэп.
- Я... слишком самонадеян... - проскрипел зубами Уолтер.
- Вот именно. К тому же, спор выиграл я. - капитан хмыкнул.
- Спустил на них собачку... не считается, кэп... ау-у-у!!!
- Тихо ты. - рыкнул капитан, и даже сквозь непроизвольно выступившие на глазах слезы - зачем бинт то так затягивать, зараза - Уолтер различил клыки и желтую вспышку в радужках глаз.

- Война окончена!
- Да знаю я. - Ганс отмахнулся документами, едва не задев ими нос Шинигами, сунувшегося почитать из-за плеча. - Мухоидный, разнеси.
- Ганс, ты чего? - озадаченно склонил голову парень. Он ожидал, что начальник будет радоваться больше всех, вместе с ним - они сделали больше всех...
- Я просто жалею, что больше не представится возможности драться с тобой бок о бок, парень.
Дольнез замер.
- Да, я ухожу из армии в вольные наемники. - продолжал Гюнше. - И, думаю, если избрать мишенями уцелевших фриков и подписать пару грабительских контрактов с правительствами стран, где эти фрики были замечены...
Он неожиданно понял, что в зубах у него каким-то образом оказалась сигарета, а парнишка подносит к ней зажигалку, улыбаясь до ушей.
- Шарик, придется тебе расстаться с этой мыслью. Как насчет принять меня в стаю? - Ганс наигранно попытался прочитать в глазах паренька дальнейшее указание на имя "кандидата", но, похоже, Уолтер имел в виду себя.
- Сейчас по ушам получишь, щенок. - рыкнул на него оборотень и затянулся.

@темы: Prose, Hans, Walter, PG

---

Название: "Монокль"
Автор: Raven Gray
Дата: 31.05.2010
Жанр: NP, angst
Рейтинг: G
Персонажи: Уолтер.

«- Memento mori.
- Ну уж фигу!» -
диалог Смерти с Шинигами.

«- Memento mori.
- Ну уж фигу!» -
диалог Смерти с Шинигами.
«Старость не радость,» - говорят на разных языках преодолевшие пятый десяток, и с утра пораньше думают о своих болячках и проблемах со здоровьем, которые, конечно же, неизменно напомнят о том, что… - «Жизнь была длинной, а помирать не хочется.»
Увы, бодрый английский джентльмен, вскакивающий спозаранку с постели, отнюдь не из этого рода людей, хотя по морщинам можно судить, что ему за шестьдесят.
Первый луч солнца падает на монокль, и тот вспыхивает яркой искрой, слепя охотника, который инстинктивно дергается, а через несколько секунд уже подсмеивается сам над собой.
- Ваш чай, миледи.
- Да. – Хеллсинг задумчиво выпускает изо рта облачко сигарного дыма. – Можешь быть свободен, Уолтер…
Охотника всегда чуть раздражало то, что Хозяйка так пытается соответствовать амплуа «настоящей Хеллсинг», что, на его взгляд, можно было бы изобразить гораздо изящнее, и уж точно без этого «омужествления» своей фигуры засчет грубого пиджака, запаха сигар, пропитавшего ее кабинет, и отсутствия даже намека на компромисс с женской сущностью начальницы. Впрочем, последняя деталь Дольнеза скорее веселила, чем раздражала. Потому что она оставалась девчонкой, закрывшейся ото всех и вооружившейся пафосом и холодностью, нисколько не скрывавшими ее недостатков. Во всяком случае, для него.
Да, добавил Уолтер про себя, он был выше даже сейчас, кланяющийся и удаляющийся в коридор, дабы не мешать главе организации самим своим присутствием. Потому что, хотя его оболочка смертна, он не умрет. Он Охотник, слуга Смерти.
А хочется иногда вернуть молодость именно этой оболочке, снова почувствовать себя марионеточником вместо легкого, но навязчивого ощущения «рыхлых суставов».
Артур и не подозревал, кого брал к себе на работу, и не подозревал так же, как точно определил боевой статус нового сотрудника. Ангел, обрывающий нити жизни неживых Нитями Смерти, предназначенными для людей. Разве не забавно? Забавно, что вы, до дрожи, до заикания весело. Нет? Ну да, людям зачастую не смешно. Особенно когда они попадаются под удар, и словно неохотно распадаются на куски.
Он, сероглазый охотник, не помнит, каким он был раньше, каким было его лицо, кому он служил. Но он помнит, что привык к виду крови… и немного устал. Наверное, затем он и смертен телом – чтобы не стать чудовищем наподобие Алукарда, неспособным чувствовать. И затем он выше бессмертия души – чтобы не быть до конца человеком.

Сейчас, когда Ангел Смерти заходит на тренировочную площадку наемников, заложив руки за спину и мысленно представляя себе, как легко и как быстро он мог бы справиться с этими манекенами раньше, даже не задумываясь о том, что движет нитями – его воля, или все же воля той, что дала их ему в личное распоряжение?
- Здесь затвор клинит. – короткий взгляд на мишень. – И слегка сбит прицел.
Пип Бернадотте оборачивается на спокойный комментарий и сталкивается с вежливой улыбкой дворецкого. Он – третий после Алукарда и Виктории, кто способен разглядеть в этой улыбке легкий оттенок пренебрежения. Только Алукард думает, что это какой-то жеребячий задор, Виктория думает, что это справедливо. А Пип –вскидывается.
- Можно подумать, мсье Дольнез, что вы стреляете лучше.
Вот он, жеребячий задор, Алукард, смотри и анализируй на здоровье. Хотя ты, наверняка, притаился где-нибудь и именно этим и занимаешься.
- Мне не обязательно стрелять, чтобы видеть противника поверженным. – чуть надменно усмехается Уолтер, и монокль снова бросает отраженную искру, на этот раз от лампы.
- А вы не изволите, как бы это, продемонстрировать свое мастерство? – чуть рисуясь, спрашивает Пип, и товарищи за его плечом поддерживают его – кто откровенной ухмылкой, кто приглашающим жестом в адрес дворецкого.
- Минуточку. – улыбается Дольнез и поправляет перчатки, заодно разминая похрустывающие суставы.
И отправляет Нити в полет. Вначале она одна, обвивает в три петли тела манекенов – голова, середина туловища, голова – затем две, и вторая Нить делает дополнительный виток. А Шинигами стоит, улыбаясь, оперев локоть одной руки на согнутую другую и как бы пожимая плечами. Наконец раздается нетерпеливое:
- Ну? – и наступает момент истины.
«Черт возьми, сквозь годы приятно смотреть на их лица…»
Нити Смерти мимолетно сверкают в наполненном искусственным светом ламп воздухе, а затем манекены разваливаются в куски, стоит сжать кулак и потянуть.
- Хм. – отзывается Дольнез негромко, как бы только сейчас замечая сигару в зубах главы Диких Гусей. – Бернадотте, у нас в тире не курят. Не принято, уж простите.
Дольнез щелкает пальцами, незаметным движением перехватывая вторую Нить. Он – фокусник, который преподает урок этим удивленным и непокорным смертным. Он… а впрочем, неважно. Просто Нить красиво обрезает сигарету у основания, Уолтер, чуть согнувшись, ловит ее и, не прекращая движения, отправляет в урну, параллельно чуть встряхивая головой – ему померещилось легкое позвякивание, хотя на пол ничего не падало.
- А теперь, - как ни в чем ни бывало, продолжает Ангел. – я попрошу вас больше не ставить под сомнение мой профессионализм. – он делает многозначительную паузу, во время которой Бернадотте пытается что-то выдавить в протест, но замолкает под внимательным взглядом. – И ценить мою конспирацию. – Уолтер кивает. – Извините, что помешал, господа. – и идет на выход, отмечая, что что-то с левым глазом опять не слава богу – как дымка какая, и свет кажется слишком ярким...
Могучий Шинигами останавливается и вновь поворачивается к мгновенно начинающим нервничать наемникам. Подходит, заглядывает на стойки, даже на поля шляпы Бернадотте глянул, как будто там мог обнаружить искомое. Усмехается краем рта и интересуется:
- Никто мой монокль не видел? – обводя внимательным взглядом наемников.
И глазное стеклышко предательски подмигивает ему, отражая лампочку, из руки Пипа, явно колеблющегося в эту секунду, спрятать ли его в ладони или отдать находку. Мгновением позже монокль вылетает из полусжатого кулака француза и приземляется в ладонь английского Ангела Смерти. Тот спокойно опускает эту деталь своего костюма в нагрудный карман, скидывая внутрь тонкую цепочку, свесившуюся частично через край ткани, и улыбается:
- Спасибо. Могу я рассчитывать на то, что вы не допустите подобных шуток в дальнейшем?
- Никак… то есть да, сэр. – несколько ошарашенный Бернадотте берет себя в руки и даже отступает на полшага назад…

Уолтер смотрит в окно, на желтеющие листья, и думает – а почему бы не сыграть в молодость? Ведь никто здесь так и не разгадал его – даже Алукард. Или Носферату просто боялся признаться себе в этой догадке. Он ложится на кровать, чувствуя, как отзывается на это каждый позвонок, и чуть скашивает взгляд на стену.
- Шрёдингер, ты возьмешь меня к себе в игру… - он думает. Недолго. – Десяткой пик?

@темы: Prose, Hellsing, Walter, G